Черный юмор. Маска и Душа. М. Татаринцев

(послесловие к книге «Энерготика»)

Дорогой мой читатель!

Спасибо тебе за то, что ты приобрел эту книгу.

Вдвойне благодарю тебя за то, что ты дошел до послесловия. Ведь только здесь я могу приоткрыть тебе вход в свою творческую лабораторию. Только здесь я могу пустить тебя на кухню, которой у меня, собственно, нет…

Слово «юмор» пришло из греческого языка. Оно применялось в медицинской сфере и служило для описания физического состояния человека – соотношения в его организме жизненно важных элементов. Позже значение слова «юмор» вошло в другие языки и изменилось: вместо телесного состояния под ним стало подразумеваться душевное.

Юмор, в зависимости от формы – тонкий, грубый, пошлый или жестокий – стал в какой-то степени отображением человека, мерилом его ума, зеркалом души. А иногда даже диагнозом. Ведь шутка, в зависимости от того, кем она произнесена, может и ободрить, и испугать. Создать атмосферу доверия или, наоборот, обозначить жесткую дистанцию. Улучшить настроение или оскорбить…

А теперь – немного об истории собственно черного юмора. На конкретных примерах.

Первым ярким представителем можно назвать Маркиза де Сада, идейного основоположника садизма. Его своеобразные шутки настолько жестоки и унизительны, что их автор упоминается здесь только для полноты исторической картины. Де Сад столько раз нарушал принцип «не навреди» – главный, на мой взгляд, принцип черного юмора – что сама жизнь сыграла с ним довольно злую шутку. Последние годы он провел в психиатрической лечебнице. Будучи человеком состоятельным, он мог не только оплачивать свое содержание в доме для умалишенных, но и заказывать себе каждое утро по огромной корзине свежих роз. Получив цветы, он целыми днями сидел на берегу сточной канавы и бросал туда оторванные бутоны. И так – несколько лет подряд, вплоть до самой смерти…

А вот более поздние примеры такого юмора уже тоньше и сложнее. В нем появляется элемент эпатажа, вызов окружающей действительности, не устраивающей человека.

Мрачные стихи Саши Черного – здоровая, адекватная реакция на безысходный быт. Опрокидывание моральных ценностей в строфах – не вызов гуманизму и порядочности, а яркая, объективная картина того, как все запутано. Мало кто из нас знает, как правильно поступать. Ещё меньше тех, кто имеет моральное право указывать, как надо себя вести. Но каждый в силах увидеть, что неправильного в нашей жизни. Высмеять это – значит, поставить себе диагноз. Правильно поставленный диагноз в значительной мере определяет успех лечения.

Когда в коротком рассказе Даниила Хармса из окна последовательно вываливаются шесть или семь старух, каждая из которых хочет посмотреть, что произошло с предыдущей – то цинизма здесь не больше, чем в банальной детской страшилке. А морально-нравственная подоплека налицо: государственная машина, пожирающая граждан, становится обычным явлением, не вызывающим ни шока, ни интереса. Свой рассказ автор заканчивает примерно так: «Мне надоело смотреть на вываливающихся старух, и я пошел на Мальцевский рынок, где одному слепому подарили вязаную шаль». В том, что был облагодетельствован некий слепой, герою видится больше необычного. Черный юмор становится краеугольным камнем абсурда, абсурдная история приобретает характер притчи.

Есть более «возвышенный» пример – «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова. Рядом с острой сатирой на злобу дня бок о бок идет издевательское переложение Евангельских событий. Но разве на Христа направлено кощунство? Гораздо более вероятно, что оно горько высмеивает самого «мастера», который вообразил, что имеет право фантазировать на тонкие и вечные темы, а вследствие этого потерял имя, рассудок, и желание жить дальше. А в финале за свои опыты получил в вечную «награду» полусумасшедшую ведьму Маргариту и сад, который никогда не плодоносит. Мрачный юмор перестает быть притчей. Он приобретает характер философской доктрины…

Оставим на время вечные темы и вспомним такой жанр, как «садистские стишки». Говорят, первую страшилку написал в 1958 году Олег Григорьев, замечательный детский писатель. Вот какая муза посетила его сразу после отчисления из художественной школы:

Я спросил электрика Петрова:

«Для чего тебе на шею провод?»

Ничего Петров не отвечает –

Лишь висит да ботами качает…

Сейчас мало кто помнит детские стихи Олега Григорьева. Почти никто не знает его рисунков и картин. Да и личность самого Григорьева известна немногим. А вот четверостишья про «маленького мальчика» – этакого советского гибрида Бивиса и Кенни – знают буквально все. Почему же они прижились в народе? Видимо, время набирает жестокость. И такие стишата – своего рода прививка от неё. Попытка граждан повысить свой болевой порог.

Возьмем более политкорректный случай – знаменитые «Вредные советы» Григория Остера. В чем причина их востребованности? Видимо, в том что перед нами – классический пример нравственного воспитания детей. Только не прямым путем, а «от обратного». Мало на свете отроков, которых можно научить правильному поведению одними полезными советами. Но ведь можно грамотно воспользоваться вредными!

В отношении страшилок и вредных советов хочется вспомнить ещё один пример – замечательное произведение «Рельсы и шпалы». Рассказы, которые написал Дмитрий Тихонов (клавишник питерской группы «НОМ», по совместительству железнодорожник) так или иначе связаны с происшествиями, травмами, а порой и летальными исходами на «чугунке» или поблизости от неё. Несмотря на некоторый цинизм и садизм сюжетов, перед нами – грамотное и здравое предупреждение. Чего стоит один эпиграф: «…Выходя на рельсы, будь внимателен. Помни: мгновенно остановить поезд невозможно».

Вспоминается с ходу и другой питерский любитель мрачно-похабных шуток – Шнуров. Он неслучайно оказался популярным не только и не столько у маргиналов, сколько у клерков и менеджеров. Его записи часто можно услышать во время корпоративной пьянки или на дне рождения у какой-нибудь бухгалтерши. Хорошо это или плохо – другой вопрос. Но «гламурные алкоголики» из группы «Ленинград» — естественный продукт нашего времени. От их юмора может тошнить, но ведь перед нами – своего рода аварийный маячок, который постоянно дает сигналы о душевной болезни общества…

Юмор не всегда тождественен юмористу. Нередко человек, до коликов смешащий публику репризами, киноролями или шутовскими выкрутасами на сцене, гораздо больше подвержен депрессиям. Сколько написано стихотворений и песен на эту тему – не перечесть. Хочется, чтобы почаще встречались обратные примеры. Чтобы от меланхоличного виртуоза черного юмора шел сильный положительный заряд.

Поэтому – я выступаю в защиту черного юмора, если у него здоровая основа. Ведь за розово-голубыми тонами любой штамповки – неважно, какого жанра – разрушительный фон угадывается гораздо чаще…

Года полтора назад мы с коллективом начали играть в московских клубах программу под названием «Энерготика». Между песнями там читаются сатирические стихотворения, но сатира рассматривается через призму довольно мрачной клоунады. Кое-где мелькают кладбище, готы, патологическая тяга к уходу из этого мира. Сам я никогда не смеялся над смертью. Но не вижу ничего страшного в том, чтобы посмеяться над людьми, которые так смакуют её символы и атрибуты. Приятно, что наряду с обвинениями в нарушении этических границ я слышу много положительных отзывов. Значит, в наше непростое время вокруг есть люди, которые понимают шутки. Пусть даже грустные.

И несмотря на то, что послесловие посвящено черному юмору, я хотел бы пожалеть тебе, мой дорогой читатель, всего самого доброго. Не пряничной сусальности в благодарность за прочитанную книгу, а просто всего самого и самого доброго.

Искренне твой –

Михаил Татаринцев