Вернись!

Казалось мне, я все смогу понять,
Когда любовь уйдет, шарахнув дверью,
А может — растворившись в сквозняках, —
Зачем же я так яростно опять
Кромсая твои фото в пух и перья
И повреждаю ногти на руках?

Зачем, скажи, я бьюсь лицом об пол?
Зачем я, воя, по нему катаюсь —
И свет померкший мне ничуть не мил?
Хоть ты ушла — упрямо, словно вол,
В который раз повествовать пытаюсь,
Каким я до тебя мерзавцем был,

Как выходил с наганом и мачете
И отнимал обильно пачки денег
В промозглые полночные часы,
Как с тихою улыбкой Пиночета
Я, объяснив, в чем суть их невезенья,
Просил прохожих подарить часы…

Потом — забег из кабака в кабак —
Тропическим текиловым наркозом
Я грел пласты душевной мерзлоты —
А дома, больно закусив тюфяк,
Оттаивал и лил в подушку слезы,
Пока со мной не оказалась ты…

…Срывает крышу ветер перемен.
Белье грязно и крайне негативно,
Все на поверку в нем — зола и шлак.
Я должен промолчать как джентльмен.
Все так. Но, если взвесить объективно, —
Ты больше потеряла, чем нашла:

…Работая танцовщицей в посольстве,
Ты, очевидно, слишком полюбила
Пластических и гибких виз-а-ви…
Итак, я вскоре вызвал недовольство,
А тут — е г о течением прибило —
Все! Не жалей, не плачь и не зови…

Я — битый, тертый, крученный солдат,
И, если б на тебя напали люди —
Я с десятью бы справился один;
А он — лишь ипохондрик-кандидат
В больших очках и с волосатой грудью,
Микстурой запивает анальгин…

Когда мне говорят — любовь, мол, зла, —
Слова стучатся, как горох об стенку —
И тают, расплываясь, миражи…
Гоп-стоп!
Мы подойдем из-за угла…
А впрочем — хватит патетических оттенков;
Как все-таки абсурдна наша жизнь:

Я скрип тебе убрал с дверных проемов,
И, потчуя грибными пирогами,
Держал, держал, пока хватало сил —
Чтоб запрещенным йоговским приемом —
Уменьем ковырять в носу ногами —
Ничтожный кандидат меня сразил…